Там, где цикады поют Басё
А лес ведёт к просветлению
У нас происходит невероятное погружение в природу и культуру Японии. (Решила, что надо воздерживаться от слова «невероятный», но поняла, что у меня совершенно истощился словарь. Остались в основном охи, ахи и восторженные междометия).
Лес с тысячей оттенков
Мы уже несколько дней путешествуем по префектуре Ямагата, и я поняла, что красота здешних мест превышает всё, что я пока видела в Японии. К тому же нога туриста ступает на здешнюю землю намного реже, чем в Токио и уж тем более в Киото.
Здесь всюду горы, и виды такие, как будто здешний ландшафт формировал великий художник. Где-то далеко видны пики, покрытые снегом, а те, что поближе, заросли лесом. И лес этот не хвойный, а смешанный. Поэтому зелёные и причудливо изогнутые сосны здесь всюду перемешаны с клёнами, которые сейчас как раз пламенеют, и поэтому горы сияют жёлтым, оранжевым, красным, алым и ещё множеством других оттенков.
Японцы, как известно, могут различать более 1000 оттенков цветов и наверняка смогли бы увидеть на здешних горах куда больше, чем вижу я. Но и то, что мне доступно, приводит меня в восторг.
Мы уже поднялись по паломническим тропам на две священные горы. На каждую из них в конце XVII века восходил великий Мацуо Басё, о каждой он написал стихи, и на каждой стоят памятники, увековечившие это событие. На горе Ямадэра стоит памятник цикадам, потому что именно здесь Басё написал:
«Что за тишина!
Так пронзительны средь скал
Голоса цикад».
Цикада — одно из многочисленных «сезонных» слов, которые обязательно надо вставлять в хайку, чтобы показать, о каком времени года идёт речь. Теперь мы знаем, что Басё был здесь летом. Если бы он оказался на Ямадэра в то же время, что и мы, то написал бы о клёнах.
В Японии, как мы знаем, всё по правилам. И ещё одна поразительная вещь. Сезонные слова связаны с понятными нам временами года — летом, осенью и т. д., но вообще-то японцы выделяют семьдесят два времени года. Потому что природа всё время меняется, и вот в эту неделю цветёт такой-то цветок — значит, это особое время, а в эти десять дней, скажем, куда-то летят гуси — тоже особый период…
Восхождение на первую гору было очень приятным и интересным — отовсюду открывались удивительные виды, вдоль дороги стояли небольшие святилища и изображения богов, туристов было немного. Мы с огромной радостью поднялись на 1000 ступеней. Сверху всё выглядело просто поразительно, тем более что сияло солнце, и листья клёнов переливались всеми оттенками жёлтого и красного.
А восхождение на вторую гору было потрясением…
От ужаса до просветления
Мы приехали в те места, где находятся три священные горы Дэва.
Здешние уединённые и раньше даже дикие места всегда были прибежищем буддийских монахов, пытавшихся достичь просветления через пребывание в горах. Это означало, например, обязанность проходить каждый день огромные расстояния, медитировать девять дней без воды, пищи и сна или, самое жуткое: обречь себя на самомумификацию.
Монаха, жаждавшего при жизни превратиться в мумию, закапывали в землю, оставив только выходившую на поверхность трубочку, через которую ему капали воду, а ещё какой-то жуткий лак, который должен был покрывать его внутренности. Ещё снаружи оставался колокольчик, привязанный к руке закопанного, и пока тот шевелился, колокольчик позвякивал, а когда наступала тишина — мумию можно было откапывать… бррр…
Будда, как мне казалось, всегда призывал к умеренности и не требовал от своих учеников ничего страшного. Он сам в молодости был знаменитым аскетом, а затем порвал с аскетизмом, потому что понял, что этот путь не даст ему просветления. Но, видно, как в христианстве всегда есть те, кто хотят быть «святее папы», так в буддизме — те, кто хотят превзойти даже Будду. Ну ладно, не нам их судить.
В общем, три горы Дэва — не простое место. Гора Хагуро — или Хагуро-сан, как её почтительно называют, — отвечает за жизнь, поэтому паломники обычно начинали с неё. Гора Гассан — самая сложная для восхождения, связана со смертью, а гора Юдоно — с преображением и просветлением.
Теоретически паломники должны подняться на все три, но в ноябре подниматься можно только на Хагуро-сан, остальные закрыты. Можно сказать, что нам повезло, потому что Хагуро — самая лёгкая для восхождения. Туда мы и отправились.
По прогнозу в 10 утра должен был начаться дождь, и мы решили выехать из отеля в 7:30. Где-то в начале девятого мы подъехали к подножию горы и двинулись наверх по дороге, состоящей из 2226 ступеней.
И как только мы вступили на эту тропу, то поняли, почему монахи бродили именно здесь в поисках просветления. Гора покрыта лесом, и лес этот обладает совершенно невероятными (опять…) красотой и величием. Вдоль дороги растут огромные криптомерии, рядом с одной из них табличка сообщает, что дереву 1000 лет. Стволы этих деревьев уносятся куда-то в небеса. А сзади за ними видны ещё сосны и, конечно, клёны, а ступени покрыты жёлтыми и оранжевыми листьями.
Ещё вдоль дороги среди деревьев — святилища богов, стелы, статуи, памятник Басё и много всего другого. В начале пути — поразительная пятиэтажная пагода. Она вдруг появляется среди деревьев — огромная, украшенная резьбой, тёмная. Она так красива и полна такой мистической энергии, что кажется кем-то из многочисленных японских духов, населяющих лес.
Погоды стояли предсказанные. Раз на 10 часов был назначен дождь, то он и начался. Сначала загремел гром, потом немножко закапало, потом хлынуло. Мы продолжали наш путь, заворачиваясь в дождевики и непромокаемые куртки (помогало не очень). Когда мы добрались до монастыря на вершине и укрылись под навесом, выстроенным над огромным колоколом, дождь лил уже как из ведра. А когда мы пошли есть в приют для паломников, ливень уже хлестал вовсю.
И тут оказалось, что в этом есть своя, совершенно особая красота. Большая комната, где мы ели, была устроена так же, как и все японские комнаты. Она была простой и очень красивой. На столах стояли многочисленные лакированные вазочки с разнообразной едой. Каждый стол был настоящей композицией из чёрно-красных вазочек и еды разных цветов. А за окном был виден склон горы, покрытый туманом и заливаемый струями воды.
Когда мы снова вышли на воздух, дождь ненадолго перестал, и казалось, что мы просто вступили в мультфильм, снятый одновременно Норштейном и Миядзаки. Вокруг нас был абсолютно сказочный лес, откуда легко мог выйти Тоторо или какой-то ещё добрый дух. А покрыт этот лес был таким туманом, что сразу захотелось закричать: «Ежииик! Где ты?»
Мы поняли, что гора к нам благосклонна и показала разные виды своей красоты — под солнцем, под ливнем, в тумане… И, честно говоря, такое просветление мне нравится намного больше, чем мумификация и сидение девять дней без еды, воды и сна. Наверное, я просто недостойна того, чтобы понять и оценить такие занятия.
Но раз уж мы изучаем жизнь Японии и связь природы с человеком, то делаем это далеко не только в горах.
Первый барабан
За прошедшие дни мы успели познакомиться с несколькими знаменитыми искусствами и даже кое-чему поучиться. Ещё в Токио мы прошли мастер-класс по игре на барабанах тайко. Очаровательный и очень весёлый молодой человек научил нас нескольким ритмам, которые надо заканчивать выкриками вроде «ха!». Мы целый час с упоением били по огромным барабанам и кричали разные японские слова.
Звуки, которые издают японские барабаны, совершенно поразительны — и не случайно их используют в буддийских богослужениях. А происхождение их якобы совершенно синтоистское. Когда давным-давно бог-трикстер Сусаноо-но Микото довёл свою сестру, солнечную богиню Аматэрасу, до того, что та спряталась в пещере и отказалась выходить, боги стали придумывать, как бы её выманить обратно. Она не реагировала ни на какие уговоры, и весь мир погрузился во тьму.
Тогда было решено действовать хитростью. На ветвях дерева перед выходом из пещеры повесили зеркало и яшмовые подвески. Богиня веселья Амэ-но Удзумэ одним махом выпила бочку священного напитка сакэ, перевернула эту бочку, вскочила на неё и стала плясать.
Во время пляски она сорвала с себя все одежды, и богам это показалось так смешно, что они громко расхохотались.
Аматэрасу заинтересовалась тем, что происходило рядом с её пещерой, и вышла посмотреть. Она увидела в зеркале своё отражение и очень удивилась, а боги тем временем перекрыли вход в пещеру магической верёвкой.
Так солнце вернулось в мир. И так, говорят, был изобретён первый барабан.
Катаны и маски
На следующий день, уже в Ямагате, мы обучались старинному искусству иайдо — науке нападать, мгновенно вытаскивая меч из ножен. Конечно, занимаются этим при храме — меч ведь не простая штука, он обладает магической силой.
Прекрасный старенький сэнсей и два его помощника показывали нам, как вытаскивать меч из ножен, заносить его над головой, наносить удар воображаемому противнику.
А нас нарядили в чёрные кимоно, туго-туго завязали пояса, а за пояса заткнули самые настоящие катаны — правда, незаточенные.
После этого мы стали следовать указаниям сэнсэя и тоже вытаскивать меч из ножен, заносить его над головой, опускать, прятать в ножны (это самое сложное). Наибольшее впечатление на нас всех произвела необходимость махать мечом, производя то, что сэнсей называл slash, — а потом уже вкладывать в ножны.
Оказывается, этот жест необходим для того, чтобы стряхнуть кровь противника с меча. Действительно, не вкладывать же его в ножны грязным?
Сегодня — ещё один вид японского искусства. Мы были в музее театра Но — этого странного, медленного, полного религиозной символики театра, где лица актёров скрыты масками, и они медленно двигаются под пение, поясняющее, о чём идёт речь в пьесе.
А в пьесе обыкновенно герой отправляется в путь, по дороге попадает в какое-то странное место, там появляется некто, кто рассказывает ему о том, что здесь когда-то произошло — кого убили, кто покончил с собой, — а потом, естественно, выясняется, что рассказчик — дух этого места.
Ещё один очаровательный пожилой сэнсей показывал нам маски, рассказывал о театре Но, а потом исполнил под странное пение танец, совершая при этом изысканные движения веером.
Сэнсей — представитель двадцатого поколения своей семьи, которое занимается Но. Увы, его сын пока что не слишком хочет продолжать традицию. Он, правда, понимает, что ему придётся наследовать дело отца, а вот пойдут ли по его стопам внуки, сэнсей, увы, не уверен.
А помимо всех этих восхождений, игры на барабанах, вытаскивания мечей и изучения масок Но, мы ещё живём в совершенно сказочных рёканах, спим на футонах, купаемся в японских банях с горячей водой под открытым небом.
А в одном рёкане шеф-повар каждый день сочинял для нас по стихотворению. Листки с этим стихотворением вместе с соответствующим рисунком, изображавшим листья или цветок, лежали каждый вечер на столе на лакированных подносах, на которых нам подавали крошечные мисочки с едой.
И всё это кажется сказкой. Настоящей волшебной сказкой.