Какие же удивительные вещи могут происходить с человеком в течение всего полутора дней.
Во-первых, я довольно неожиданно для себя оказалась в Кельне, где никогда раньше не бывала. И прилетела я туда по удивительной и очень приятной причине. Вдруг выяснилось, что друг моего отца, известный литератор и очень хороший человек — Владимир Ильич Порудоминский, который много лет назад уехал в Германию, жив (ура!) и живет в Кельне. Я давно потеряла его из виду и, честно говоря, предполагала, что его уже нет на свете — и вдруг…
Все это напоминает фильм
Со мной связывается его племянник, что уже само по себе удивительная история. Он писал мне в личку на фейсбуке, но так как я, борясь за свое психическое здоровье, уничтожила фейсбук на всех устройствах, то прочитать не могла. Но этот человек, живущий в Израиле, услышал от другого израильтянина, Хаима Бен-Яакова, что я написала предисловие к его книге об антисемитизме, — и тот рассказал ему, как со мной связаться.
По-моему, это уже напоминает какой-то фильм или роман. Я очень обрадовалась, узнав, что В.И. жив: у меня связано с ним много очень добрых воспоминаний, а по его детской книге о Третьяковке сдавали «угадайку» многие поколения моих учеников…
В.И. рассказал мне много удивительных вещей: мы вспоминали моего папу и то, как они вместе ездили когда-то давным-давно в Питер работать в архивах, и то, как мы с папой и с В.И. в начале 80-х ездили в Житомир, на нашу с папой историческую родину, откуда был родом мой дедушка. Нас принимал там наш чудесный друг Ефим Меламед, которого у нас, увы, забрал ковид. А тогда никто ничего подобного и представить не мог — и мы гуляли по Житомиру, и пришли на угол Михайловской и Бердичевской, где был когда-то обувной магазин моего прадедушки, и обнаружили там… обувной магазин.
Потом папа и В.И. выступали в пединституте, и это было то здание, где до революции была гимназия, откуда выгнали моего дедушку, потому что он стукнул журналом по морде оскорбившего его учителя-антисемита. Дедушку выгнали с «волчьим билетом», и это означало, что его не могла принять ни одна гимназия в Российской империи. Но, что характерно, учителю тоже пришлось уйти.
Потом Ефим познакомил нас с молодым учителем истории из города Коростышева, откуда была родом моя бабушка, и тот отвез нас в этот маленький городок. И — удивительное дело — больше 40 лет прошло, а В.И. сказал мне: «Помнишь, каким борщом нас там угощали?»
Еще В.И. рассказал мне поразительные вещи о том, как он после операции сорок дней лежал в коме, и какие видения его посещали. И о том, как во время клинической смерти он шел по тому самому пресловутому туннелю под куполом из световых лучей и слышал голос, сказавший: «Ада нет, есть только отсутствие света», — и в этот момент его откачали, и он, к счастью, вернулся к нам.
В общем, это была удивительная встреча, невероятно интересный разговор и прекрасные воспоминания…
Конечно, о соборе
Но нельзя же приехать в Кельн и не посетить собор. Я нашла себе отель неподалеку, чтобы с утра успеть до него добежать. Впрочем, собор меня встретил сразу: я приехала из аэропорта на поезде, а вокзал стоит прямо рядом с собором — тоже удивительно.
Как выглядит Кельнский собор, все мы знаем по миллиону фотографий. Но здесь тоже меня поджидали сюрпризы: я знала, что этот собор огромный, но одно дело знать, а другое — увидеть перед собой эту громаду.
Еще одна вещь — Кельнский собор можно увидеть как иллюстрацию к любому тексту, рассказывающему о готической архитектуре, и в нем, конечно, есть все признаки готики: стрельчатые арки, возносящийся где-то высоко-высоко над тобой сводчатый потолок, витражи, статуи.
Но вообще-то собор строили с XIII по XIX век. Его сначала возводили около двух столетий, потом в конце XV века строительство заглохло — слишком грандиозной была задумка. В XVI веке еще пытались что-то делать, но вскоре силы кончились совсем.
Потом наступает XIX век — эпоха романтического национализма или националистического романтизма. Средние века уже воспринимаются не как «тёмные» или «варварские», а как время расцвета «германского духа», — и собор начинают достраивать. В 1880 году, через 632 года, строительство было завершено.
И, вообще-то, с точки зрения истории искусства это уменьшает значение собора: романтические архитекторы XIX столетия весьма вольно обращались со средневековыми памятниками. Аутентичность Кельнского собора как образца готики, конечно, с изъяном, и в моем сердце он никогда не сравнится с соборами в Шартре или Йорке.
Но можно ведь посмотреть на это и по-другому — скажем так, глазами историка, а не искусствоведа. Собор буквально дышит историей: он впитал события веков и даже тысячелетий. На этом месте когда-то были жилые дома древнеримской колонии, очевидно, где-то здесь находилось здание, в котором молились первые христиане. Потом в VI веке тут возвели первую церковь, а в XII уже большой «старый собор».
Как раз в этом соборе был размещен удивительный реликварий, привезенный сюда императором Фридрихом Барбароссой из Милана. В нем, как считается, хранятся мощи трёх волхвов. Не буду вдаваться в вопрос о правдивости этой версии, скажу только, что у меня это сразу вызывает целый букет сказочных ассоциаций: подарки под елкой, двенадцатая ночь, испанские шествия reyes magos — и многое другое.
И поэтому то, как собор менялся, как его достраивали и перестраивали, для меня только подчеркивает тот факт, что он живой.
Современные споры
Трагическая история ХХ века тоже отразилась в жизни собора. Кельн, как и многие другие немецкие города, был сильно разрушен во время Второй мировой войны. 14 раз на собор падали бомбы, но он устоял, несмотря на огромные повреждения. 5 марта 1945 года прямо рядом с собором сражались немецкие и американские танки.
И мне кажется совершенно естественным, что в следующие десятилетия собор не только реставрировали и не только проводили под ним обширные археологические раскопки. Собор продолжает жить. В 2007 году огромное окно в южной части собора получило новый витраж. Старый погиб во время войны, и до этого момента здесь было простое стекло.
Теперь же знаменитый авангардист (и атеист) Герхард Рихтер создал удивительную композицию из 11 263 стеклянных квадратиков на площади в 106 квадратных метров. Рихтер отобрал 72 цвета, которые использовались в средневековых витражах, и затем дал компьютеру задачу перемешать их. Получилось произведение искусства, конечно, резко отличающееся от всех остальных витражей.
Мнения, естественно, резко разошлись. Тогдашний кардинал Кельна отказался присутствовать на открытии витража и заявил, что такая абстрактная композиция более уместна в мечети. С тех пор кто-то с восторгом повторяет распространённое определение витража как «симфонии света», а кто-то продолжает возмущаться.
Я пытаюсь сформулировать своё отношение и не могу: с одной стороны, витраж резко выделяется и как будто разрушает единство собора. Но можем ли мы говорить о единстве здания, которое строили 632 года? И потом — это окно действительно очень красиво.
Сделал же Петер Хеккер в 1964 году в соборе очень неожиданные примитивистские фрески, которые у меня вызвали ассоциацию прежде всего с романским искусством, — и, похоже, они такого скандала, как витраж Рихтера, не вызвали.
Жизнь собора продолжается и в других, намного более болезненных спорах. Начиная с 2005 года два мюнхенских художника начали добиваться уничтожения антисемитских изображений в соборе, прежде всего ужасающей скульптуры XIV века. Они выступали с публичными призывами и даже провели у входа в собор пикет с плакатом: «Все христиане лгут». А дальше произошла удивительная вещь. Решение в духе «культуры отмены» не было принято, но духовенство отказалось и проводить антисемитскую политику.
Был проведён специальный симпозиум, создана рабочая группа «Собор и евреи», и в конце концов принято следующее решение:
Скульптура сохраняется, тем более что она находится в церковном хоре, куда есть доступ только для групп со специальной экскурсией. Табличка с пояснениями, как предлагали художники, не устанавливается, так как собор — не музей. Зато теперь на сайте собора можно прочесть краткое описание взаимоотношений христиан и евреев в Кельне, начиная с совместного проживания двух религиозных общин в городе с IV века и до изгнания евреев в 1423 году.
Но этого показалось мало, и был проведён конкурс на лучший художественный проект, связанный с христиано-иудейскими отношениями. После тщательного отбора (когда, в частности, были отстранены проекты художников, требовавших бойкота Израиля) в апреле 2025 года победила художница Андреа Бюттнер.
Она распишет стену над прекрасным алтарным триптихом XV века, изображающим поклонение волхвов.
Почему выбран алтарь, расположенный в пределе Девы Марии? Дело в том, что до 1810 года этот дивный триптих находился в церкви святой Марии Иерусалимской, а эта церковь была создана на обломках синагоги, изуродованной во время еврейского погрома 1349 года и окончательно закрытой в 1423. Там, в церкви, алтарный триптих был установлен на остатках разгромленного Ковчега Торы — синагогального святилища, где хранились свитки Торы. Теперь изображение Ковчега Торы будет парить над алтарём.
И мне кажется, что в наш век всеобщего ожесточения и боёв «стенка на стенку» это мудрое решение. Произведение искусства XIV века сохранено, хотя доступ к нему ограничен, даны чёткие и ясные объяснения позиции церковной общины, и будет создано произведение, отражающее новые ценности. Может быть, это самый разумный подход к тем памятникам, которые вызывают противоречивые чувства.
Я была в Кельне всего полтора дня, но сколько же удивительного за это время я увидела, услышала и прочитала. Замечательное человеческое общение, великий памятник архитектуры, дыхание истории и современные споры…
Ради таких дней стоит жить…
Спасибо, дорогая Тамара Натановна!
Я догадываюсь, что Ваш следующий приезд в Кельн состоится по поводу экскурсии в этом соборе для группы счастливчиков. 😊
Будьте здоровы и не переставайте нас просвещать! 🌻