Музыка среди чумы
Внутренняя поддержка, о которой хочется рассказать
Утро первого января началось, как всегда, с новостей — и сразу стало ясно, что за новогоднюю ночь ничего не изменилось — все ужасы продолжаются. Но у меня с прошлого вечера/прошлого года появилась замечательная внутренняя поддержка, о которой хочу как можно скорее всем рассказать.
Я ещё в июне купила билеты на предновогодний концерт 31 декабря. В тот момент я покупала билеты на концерты на весь сезон и очень спешила, так что даже не запомнила, что там будут исполнять. В фонде Гюльбенкяна постоянно выступают прекрасные исполнители и звучит восхитительная музыка, но надо не зевать — за день до концерта билетов уже не будет. Так что я накупила бог знает сколько билетов на дикую сумму денег — к большой радости множества моих знакомых, потому что, увы, в день концерта я регулярно оказываюсь на другом конце земли и слушать музыку идёт кто-то другой.
Но 31 декабря я была здесь и поэтому отправилась к пяти часам вечера в церковь святого Роха в Лиссабон. Тут сразу начинается много интересных вещей. Святой Рох, как считается, жил в Италии в XIV веке во времена пострашнее наших — в эпоху климатической катастрофы, голода и чумы. Святой Рох не дожил до начала Чёрной смерти — той эпидемии, которая унесла жизни как минимум трети жителей Европы, но в первой четверти века, когда он пришел из родного Монпелье в Италию, чума уже свирепствовала. Как гласит легенда, он ходил по городам и деревням, ухаживая за больными. Когда же молодой человек заразился сам, то его изгнали из города, и он уже готовился к смерти от болезни и голода в лесной хижине. Но тут его обнаружила собака некоего дворянина и начала приносить ему хлеб. В результате больной выздоровел... Сегодня святой Рох считается защитником от чумы.
В центре Лиссабона находилась часовня, посвященная святому Роху, а в середине XVI века её получили и полностью перестроили члены незадолго до этого созданного ордена иезуитов. Как часто происходит в иезуитских церквях, здесь очень сильно подчеркнут контраст между скромным фасадом и фантастическим по своему богатству интерьером.
И ещё одно чудо — на этот раз куда более историчное, чем судьба святого Роха. Когда в 1755 практически весь Лиссабон был разрушен страшным землетрясением, то больше всего пострадали благочестивые люди. Катастрофа разразилась в День всех святых, в тот момент, когда большая часть города отправилась в церковь — и почти все церкви были разрушены. А вот церковь святого Роха устояла. Иезуитам, впрочем, это не помогло, так как через четыре года они были изгнаны по приказу короля Жозе I, а вернее, его министра. Великий реформатор маркиз де Помбал не хотел терпеть в стране могучий орден.
С тех пор церковь святого Роха принадлежит церковной организации, которая специализируется на проведении невероятно популярных в Португалии лотерей, а полученные деньги отправляет на благотворительность.
Хор Гюльбенкяна тоже заслуживает особого рассказа. Он существует как часть мощной культурной программы, проводимой фондом Гюльбенкяна.
Галуст Гюльбенкян был циничным удачливым бизнесменом, главное богатство которого возникло благодаря посреднической деятельности, связанной с нефтью. Гюльбенкян получил прозвище «Господин пять процентов», — это были комиссионные с каждой сделки. Вообще-то его основная база была во Франции, но во время Второй мировой войны он понял, что нацисты могут наложить лапу на его поразительные коллекции и перевез их в нейтральную Португалию. Благодаря этому у нас есть музей Гюльбенкяна с египетской коллекцией, собранием поразительных японских гравюр и множества картин, существенная часть которых были куплены в Эрмитаже.
В какой-то момент он поссорился со своим сыном Нубаром, который, уже работая в компании отца, посмел оплатить съеденную на обед курицу ценой в 4,5 доллара корпоративной картой. В результате сына уволили, начался скандальный процесс, обошедшийся обеим сторонам в десятки тысяч. Нубар отсудил 10 миллионов, а папа в ответ оставил ему в наследство «всего» 2,5 миллиона, а остальные 420 миллионов пошли в фонд Гюльбенкяна, благодаря которому и существуют музей, поразительный концертный зал, музыкальные и общекультурные программы и благотворительные стипендии.
Мало того, что концерты здесь прекрасные, они ещё каждый раз приносят какое-то необычное ощущение, от которого просто дух захватывает. В главном концертном зале задник сцены — огромное окно, выходящее в прекрасный сад. Однажды во время исполнения мессы Баха в саду начала летать большая белая птица...
А 31 декабря хор Гюльбенкяна (вернее, его небольшая часть — всего там около 100 человек) выступал в церкви святого Роха.
Я, честно говоря, думала, что будут какие-то старинные произведения, но вся программа состояла из религиозной музыки ХХ века, совершенно мне незнакомой. Началось все без всякого объявления и вступительных слов. Просто часть хора исполнила два произведения Пуленка, стоя за спинами зрителей. Сначала они пели на хорах, рядом с органом, потом спустились вниз. А затем торжественно и спокойно прошли вперед, и тут к ним присоединились остальные исполнители.
Весь этот час был прекрасен — удивительные, мне лично совершенно неизвестные произведения, прекрасные голоса, звучавшие а капелла в причудливо украшенной церкви. Все это было совершенно сказочно.
Но главным событием для меня стало исполнение «Мессы для двойного хора без сопровождения» швейцарского композитора Франка Мартена, о существовании которого я, к своему стыду, до вчерашнего дня не подозревала.
Теперь я уже много знаю про Франка Мартена и не перестаю удивляться тому, что узнала. Он родился в 1890 году, значит, принадлежал к тому поколению, которое было страшно выбито Первой мировой, а потом выжившие ещё пережили ужасы диктатур и Второй мировой.
Франка Мартена, впрочем, формально эти беды миновали — он родился и вырос в нейтральной Швейцарии. Но можно ли было в Швейцарии не знать и не думать о войне? Гул от артиллерии Вердена и Соммы долетал аж до Скандинавии. Значит, Мартен жил буквально среди грохота войны. Он видел беженцев и пленных, он знал, что происходит в мире. В 1921 году он стажировался в Риме — как раз в то время, когда Муссолини рвался к власти. Мартен был женат на голландке, и в 1946 году они переехали в Нидерланды, только что пережившие оккупацию.
Отец Франка Мартена был кальвинистским пастором, а значит, вопрос о существовании зла в мире был для него более чем актуальным. Жан Кальвин ещё в XVI веке создал свое суровое учение о предопределении,суть которого сводится к тому, что Бог изначально обрек на проклятие и ад большую часть человечества, и лишь немногим определил благодать.
Сам Франк Мартен был религиозным человеком, но не воспринимал веру как данность, а много лет пытался разобраться в своих отношениях с Богом. Как я понимаю, во-многом поэтому он писал музыку.
Родители хотели, чтобы он занялся изучением точных наук, что он и делал какое-то время. Но ещё в 12 лет он услышал баховские «Страсти по Матфею», и они определили его дальнейшую судьбу.
Когда я это прочитала, то вспомнила собственное сильнейшее переживание. Лет двадцать назад я приехала на дачу, где никого не было, решила отдохнуть после тяжелой рабочей недели, прилегла ненадолго, включила «Страсти по Матфею» — и тут же заснула. Проснулась я минут через сорок. Было совершенно темно, вокруг звучали ангельские голоса. В течение нескольких секунд я серьёзно пребывала в убеждении, что умерла и нахожусь в раю. Потом сообразила, что всё ещё на грешной Земле.
Не пытаюсь сравнивать себя с композитором, просто понимаю, какой силы эмоциональный удар может нанести Бах.
В 1922 году, когда творческий язык Франка Мартена ещё только складывался, он написал ту самую мессу, которую я слушала перед Новым годом. Отложил её. В 1926 году добавил ещё одну часть. Опять отложил. НА НЕСКОЛЬКО ДЕСЯТИЛЕТИЙ. Месса была уже готова, Мартен не скрывал её существования, он просто не хотел её публиковать.
В 1946 году на лекции в Базеле он рассказывал о «Мессе» и другом своем религиозном произведении — «Рождественской кантате» — следующее: «Из-за некой инстинктивной скромности я не пытался организовать исполнение этих вещей. Мне было достаточно того, что они были написаны». Мартен боялся, что исполнение повредит «выражению крайне интимных чувств». В тот момент он считал, что исполнять «Мессу» можно «только в церкви, как часть литургии, не называя имени автора».
Средневековый подход, как у тех иконописцев, которым и в голову не приходило оставить свою подпись на священном изображении.
Но Мартен все-таки был человеком ХХ века, а может быть, просто сумел с годами определиться со своей религиозностью. Во всяком случае прошло ещё почти двадцать лет, в 1963 году Франц Бруннерт, дирижер из Гамбурга, попросил прислать ему партитуру, и Мартен согласился. Мне кажется очень значимым в этой переполненной символами истории, что первое исполнение «Мессы для двойного хора» произошло в Гамбурге, немецком городе, пережившем ужасающую бомбардировку во время Второй мировой войны.
Я не могу проанализировать «Мессу» как музыковед. Прочитала про отсылки к Баху, сочетающиеся со смелым новаторством, но меня это, если честно, не очень волнует.
Первое слово, которое крутится у меня в голове — это нежность. А затем — хрупкость. Было полное ощущение, что ангельские голоса очень осторожно и нежно выстраивают какое-то прекрасное здание. Хрустальный дворец из звуков. Я сама сейчас поражаюсь тому, какие высокопарные фразы пишу, но я не знаю, как адекватнее описать свои ощущения. Никакой торжественной грандиозности, которую я привыкла связывать с подобной музыкой. Абсолютно ангельская музыка.
Исполнение не соответствовало изначальному желанию автора — мы знали его имя, и музыка не была частью церковной службы, но ощущение священнодействия присутствовало.
И этот концерт был удивительным подарком для меня перед началом нового года.
Музыка, звучавшая в церкви, выстоявшей во время землетрясения, посвященной защитнику от чумы, музыка, написанная через несколько лет после ужасающей войны, была настолько светлой и прекрасной, что давала новые силы.
1 января по португальской традиции я купалась в холодном океане. Начинается новый год. Каким бы он ни был, добро и свет в мире существуют. Если не верите — послушайте «Мессу для двойного хора» Франка Мартена.