От нежного ребенка до старого монарха
Есть портрет Людовика XIV в детстве — нежное личико, длинные волосы — его можно легко принять за девочку. И есть его парадный портрет уже в пожилом возрасте. Я любила показывать эти два портрета своим ученикам и рассуждать о том, что жизнь делает с людьми. Это действительно ужас — милый добродушный ребенок и злобный мужик с плотно сжатыми губами.
Не так давно я узнала, почему у него так губы сжаты. Дело в том, что у Людовика под старость выпали все зубы — и ему приходилось глотать пищу, не разжевывая. А теперь, готовясь к онлайн-квизу о детях на престолах, я еще узнала, что в довольно молодом возрасте у него выпали почти все волосы — вот чем объясняются эти пышные парики.
Вот тебе и прекрасный молодой король, который действует у Дюма в «10 лет спустя», где Луиза де Лавальер просто трепещет перед его чудесным ликом.
Но, конечно, безволосым беззубым злобным старикашкой Людовик стал не сразу. Как и все злые старикашки (а впрочем, как и добрые), сначала он был ребенком. И довольно быстро в детстве стал королем.
Стране нужен наследник
Людовик появился на свет в 1638 году, когда его родители были уже немолоды. Брак Анны Австрийской и Людовика XIII был несчастливым и холодным. Заключен он был, как водится у королей, по политическим соображениям — это была попытка Франции сблизиться со своим заклятым врагом — Испанией. Хоть Анну и звали Австрийской, но она была испанской принцессой. Сближение с Испанией закончилось ничем, и мало того, что королеве надо было терпеть, судя по всему, не очень приятного ей мужа, но еще и видеть, как страна, где она живет, воюет с ее родиной.
Анна и Людовик довольно быстро охладели друг к другу — если вообще когда-то испытывали какие-то чувства, — и довольно долго жили раздельно. Рассказы о любви Анны Австрийской и герцога Бекингемского, так хорошо известные нам по «Трем мушкетерам», ходили уже тогда, Дюма это не придумал, но никаких доказательств не существует.
Но вот что интересно — тот самый кардинал Ришелье, который у Дюма выступает как главный враг королевы, вообще-то способствовал примирению и сближению супругов. Судя по всему, он действительно не слишком симпатизировал королеве, но хорошо понимал — стране нужен наследник, значит, король и королева должны быть вместе.
Так и случилось, и на свет появился Людовик (конечно же, никакого близнеца «железной маски» у него не было), а потом еще и Филипп. Но прошло всего пять лет, и отец мальчиков скончался. Маленький Луи стал королем — Людовиком XIV.
Но ясно, что пятилетний мальчик оставался пятилетним мальчиком. Если бы кардинал Ришелье оставался жив, то он бы продолжал твердо управлять страной так же, как было раньше. Но, увы, Ришелье тоже отправился в мир иной. Регентом при Людовике стала его мать, реальная власть оказалась в руках первого министра, которым стал кардинал Джулио Мазарини.
Тем, кто любит Дюма так же сильно, как я, очень трудно отрешиться от образа жалкого, ничтожного, скупого интригана, каким он выведен в романе «20 лет спустя». Вообще-то Мазарини был очень умным, хитрым и талантливым политиком, иначе он просто не смог бы удержаться у власти в то бурное время.
А детство Людовика действительно пришлось на очень неспокойные годы.
Испытание Фрондой
В предыдущие десятилетия кардинал Ришелье продуманно и последовательно укреплял королевскую власть, формировал абсолютную монархию, и это, конечно, вызывало нарекания, но не более того. Теперь же, когда Ришелье не стало, а на престоле был мальчик, активизировались самые разные силы, которые не хотели оказаться в полном подчинении государству.
Аристократы мечтали возродить свои былые вольности, горожане хотели для себя больших прав, крестьяне стонали под бременем все возраставших налогов, и все дружно были убеждены, что виноват во всем не чудесный маленький король, а мерзкий Мазарини, который к тому же еще, как было известно, стал любовником немолодой королевы.
В результате уже через несколько лет после вступления маленького Людовика на престол во Франции начались волнения, получившие название Фронда. «Фронда» по-французски означает «праща», по-простому — что-то вроде рогатки. Получается, что это была не серьезная революция — как в те же годы в Англии, а так, забава. Не случайно с тех пор слово «фронда» означает этакую несерьезную, чуть ли не смешную оппозицию. Но вообще-то не такой уж несерьезной была Фронда. У аристократов были стоявшие за ними люди, фактически собственные боевые отряды, и лидеры, которые хотели прежде всего избавиться от Мазарини, а кроме того, установить свое влияние на маленького короля. Его дядя, герцог Орлеанский, перешел на сторону восставших и вполне мог претендовать на пост регента.
А кроме дворянства волновались горожане, в Париже строили баррикады, парижский парламент — высший судебный орган страны — вдруг превратился в оплот оппозиции, на каждом шагу распевали насмешливые песенки про Мазарини, — позже эти «мазаринады» издадут аж в пяти томах.
Что в этой ситуации мог понимать десятилетний мальчик? Вообще-то, наверное, многое. Он мог чувствовать, как накаляется обстановка за стенами Лувра, как бурлят парижские улицы, мог видеть взволнованные лица взрослых. И это не мои фантазии — мы знаем, что травма тех лет еще долго отзывалась в его жизни.
А еще он, может быть, не осознавал четко, но уж точно чувствовал собственную роль в развертывавшихся событиях. Юный король в той запутанной политической игре был козырной картой: тот, кто контролировал короля, получал огромное влияние в стране. Именно поэтому королева и Мазарини не выпускали его из виду, и Мазарини возил его с собой даже когда отправлялся на юг Франции подавлять восстание. А королева, загнанная в угол и вроде бы согласившаяся на ряд требований жителей Парижа, пошла на отчаянный шаг. Она на словах выразила свою безмерную любовь к парижанам и уверенность в их преданности, а затем под покровом ночи бежала вместе с сыном из столицы. Через полтора века, когда потомок Людовика XIV — Людовик XVI — тоже окажется заложником парижского народа во время Великой Французской революции, он попробует бежать, но будет пойман и с позором возвращен. А Анне Австрийской и маленькому Людовику удалось убежать из Парижа и продолжить борьбу.
Королева и Мазарини провели сложнейшие интриги, раскололи единство оппозиции, кого-то подкупили щедрыми обещаниями, с кем-то расправились и в конце концов добились того, что фрондеры отступили. Мало того, всем уже так надоели восстания, сражения, баррикады и уличные бои, что когда в 1652 году королева со своим теперь уже 15-летним сыном въехали в Париж, уличные толпы им рукоплескали.
Государство - это я
Между тем, ничего особенного не изменилось — Мазарини оставался у власти, юный король ничего не решал, политика оставалась прежней. В этот период теоретически у Мазарини был шанс невероятно усилить свою власть — у Людовика начался роман с племянницей кардинала Марией Манчини. Но кардинал прекрасно понимал — подобный брак для короля невозможен, а рассчитывать на сохранение своего влияния, сделав Марию фавориткой короля, не слишком перспективно. Тут не поспоришь — мы знаем, какое огромное количество фавориток будет позже у Людовика.
Мазарини пошел против интересов собственного семейства, но в интересах Франции. И снова был заключен франко-испанский брак — молодого Людовика женили на инфанте Марии-Терезии. Счастья здесь, конечно, тоже не было, да на это никто и не рассчитывал. Мария-Терезия принесла с собой непривычные для французского двора строгие испанские нравы, любовь к чесноку и шоколаду. Как и полагалось в Мадриде, она постоянно окружала себя карликами-шутами. При этом она плохо говорила по-французски, была очень пуглива и суеверна. Она боялась темноты и не засыпала, если одна из придворных дам не держала ее за руку — говорили, что та выполняла столь важную задачу даже в тот момент, когда король выполнял свой супружеский долг, — впрочем, может быть, это злопыхательство.
Когда Мария-Терезия умерла, то король галантно заявил, что это единственное огорчение, которое она ему доставила, — но траур по королеве был недолгим, и вскоре при дворе уже никто о ней не вспоминал.
Но это будет намного позже. А если вернуться в начало 60-х, то прошло чуть больше полугода после свадьбы короля — и Мазарини умер. По легенде он дал на смертном одре королю совет — править без первого министра, и Людовик последовал этому совету. Впрочем, даже если такого разговора у короля и Мазарини не было, желание править самостоятельно стало для короля определяющим. С этого момента он начинает последовательно превращать себя в Короля-Солнце.
Людовику чуть за двадцать, но он всеми силами демонстрирует, что он уже не ребенок и даже не юноша. Он взрослый человек и государь. Еще одна знаменитая легенда гласит, что вскоре после смерти Мазарини король явился в парижский парламент, собственноручно вырвал из книги с протоколами заседаний страницы, где были записаны революционные речи эпохи Фронды, и якобы сказал замершим депутатам:
«Вы думаете, господа, что государство — это вы? Государство — это я».
Так мальчик, которым столько лет руководили его мать и ее любовник, вырвался на свободу и стал действовать самостоятельно.
Король-Солнце
Людовик продолжил процесс формирования абсолютной власти, начатый Ришелье, но довел его до невероятных высот. Весь разросшийся бюрократический аппарат был замкнут на короле, он решал, кого назначить на любой важный пост, он контролировал королевский совет, занимавшийся важнейшими делами. А дальше было совершено действие исключительного символического значения — король переехал в Версаль.
Версальский дворец был небольшой охотничьей резиденцией предков Людовика — все Бурбоны любили охотиться. Но при нашем герое здесь все было перестроено — возник тот огромный, с более чем тысячью комнат дворец, который сегодня осаждают миллионы туристов.
Ходишь там и с ужасом думаешь — ну как тут можно было жить? Судя по всему, эти же мысли обуревали многих придворных, но делать нечего. Король не желал оставаться в Париже. Этот город нанес ему в детстве столько ударов, он так хорошо помнил баррикады Фронды и свое бегство, что не желал там оставаться. Грандиозный дворец и невероятный парк должны были показать всему миру и власть короля, и его божественную сущность — не случайно дворец переполнен салонами, носящими имена Марса, Геркулеса и других античных богов, не случайно тут все сияет золотом — металлом солнца, не случайно в Зеркальной галерее горели сотни свечей, отражавшихся в зеркалах: все это создавало образ великого и непобедимого светила, с которым себя ассоциировал король.
Он продумал мельчайшие детали. Три дороги, по которым можно было въехать в Версаль, выходили на площадь перед дворцом. Воображаемая точка встречи этих трех линий была в спальне короля — в том святилище, мимо которого ни один человек, включая принцев крови, не имел права пройти, не поклонившись. Здесь, в огромной, плохо отапливавшейся и богато украшенной спальне, каждый день разворачивался Levee du Roi — королевский подъем, когда распахивались двери спальни, строго отобранные придворные заходили и могли присутствовать при одевании монарха.
Вся жизнь в Версале подчинялась жесточайшему, продуманному самим Людовиком этикету: он четко прописал, кто имеет право подавать ему утром панталоны, а кто рубаху, определил жалованье для тех, кто ему прислуживал, — например, для смотрителя ночного горшка короля. Важная, между прочим, должность, как и все, предполагавшие близость к королевскому телу. Он решал, кто где должен сидеть или стоять, как себя вести, что и как праздновать. Версальский этикет был ужасающим, но железную волю короля было не сломить.
Маленький милый мальчик, глядящий на нас с детского портрета короля, исчез, его место занял величественный и холодный монарх. Впрочем, все его величие привело только к тому, что Франция оказалась буквально раздавленной под грузом налогов, бесконечных войн и сумасшедшей роскоши двора. Когда Людовик умирал в 1715 году, оставляя наследником своего правнука, он видел, какой ценой досталось его величие.
До Французской революции оставалось 74 года — но расплатятся за блеск короля-солнца уже другие…