Прочитала, что кардинал Тимоти Долан из Нью-Йорка привёз с собой на конклав биографию Микеланджело. По его словам, очень тоскливо сидеть и ждать, пока каждый из кардиналов (на этот раз их 133, и это рекорд!) заполнит бюллетень, подойдёт к комиссии, сидящей за столом, произнесёт полагающуюся по обычаю латинскую формулу, положит свой бюллетень на блюдо, а с блюда сбросит в урну для бюллетеней.
Разговаривать не положено. Скучно. Кардинал Долан будет читать.
Потом, когда все проголосуют, бюллетени прочитают по очереди каждый из трёх кардиналов, сидящих за столом, а последний, кому передадут бюллетени, начнёт оглашать имена тех, за кого проголосовали.
В это время, очевидно, станет поинтереснее — можно подсчитывать, следить, ждать.
Есть маленькая интрига — не окажется ли какой-то бюллетень недействительным, если какой-нибудь кардинал по неопытности напишет на нём, кроме имени своего кандидата, ещё что-то, скажем, «Ура!» или «Лучший кандидат».
Есть ещё вероятность, что число бюллетеней не совпадёт с количеством кардиналов — и тогда всё голосование будет недействительным. Но ясно, что вероятность эта стремится к нулю.
Весь механизм голосования очень красиво и достоверно показан в фильме «Конклав» — сюжет в нём, правда, реалистичен настолько, насколько это возможно в голливудском боевике (то есть не очень), но зато всё очень красиво, и даже Ватикан признал, что сам механизм конклава соответствует реальности.
В среду, когда начался конклав, конечно же, двух третей никто не ожидал — в первый день голосование считается, скажем так, «примерочным», для выяснения распределения голосов. Бюллетени проткнули иглой, прошили красной нитью — и в печь. На площади Святого Петра толпа разочарованно вздохнула — из трубы пошёл чёрный дым: никто не набрал две трети голосов.
Дым, кстати, теперь окрашивают с помощью химикатов — после того как несколько раз его цвет оказывался неопределённым, и все гадали — чёрный он или белый, возвещающий о том, что папа избран. Теперь ещё, чтобы уж точно избежать путаницы, об избрании сообщают с помощью радостного колокольного звона.
Но пока что до этого далеко — в среду кардиналы сели в автобусы, и их отвезли в Дом Святой Марты — гостиницу в Ватикане.
А весь мир продолжает гадать и перебирать имена «папабилей» — наиболее вероятных кандидатов.
Да какое нам вообще до этого дело? Вот сижу я — человек, не принадлежащий ни к одной из христианских конфессий и вообще ни к одной из религиозных корпораций, — и пишу текст для читателей, среди которых, очевидно, католиков не так уж много. Почему всем так интересны выборы папы? Почему, как пишет New York Times, «взгляды всего мира прикованы к трубе над крышей Сикстинской капеллы»?
Ну, как говорится в одном старом анекдоте — совсем на другую (впрочем, тоже религиозную) тему — «во-первых, это красиво».
Выборы папы окружены таким количеством древних традиций, что у меня, как у историка, замирает сердце, когда я представляю себе, как в Сикстинской капелле провозглашают Extra omnes — «Всем выйти!» — и двери этого потрясающего здания захлопываются.
В этот момент я испытываю острое чувство зависти по отношению к кардиналам, которые проведут как минимум несколько дней в Сикстинской капелле без туристов. Они будут бросать бюллетени, глядя на Страшный суд Микеланджело (предполагаю, что стол комиссии специально так поставлен), будут смотреть не только на потолок, но и разглядывать остальные фрески, которые Микеланджело совершенно раздавил своими огромными фигурами. А кардинал Долан будет читать в Сикстинской капелле биографию великого художника и скульптора! ААААА! Зависть! Ну почему нельзя стать кардиналом на одну недельку? Ну ладно — на один день?
Да и вообще, дело не только в Сикстинской капелле. Ватиканский дворец, одеяния участников конклава, их шествие — Феллини и Соррентино, а за ними и Эдвард Бергер, снявший «Конклав», уже давно показали нам, как красиво можно снимать кардиналов.
А есть ещё многочисленные слои исторических ассоциаций…
Когда я записывала свой курс лекций по истории Ватикана, то поняла, что история выборов пап — это, по сути дела, история Рима, католической церкви, Европы, мира…
Римские папы далеко не сразу стали Римскими Папами — одними из самых знаменитых и влиятельных персон в мире. Сначала это были просто римские епископы, далеко не самые уважаемые в раннехристианском мире. Константинопольский патриарх или миланский архиепископ значили куда больше.
Но город Рим имеет, конечно, совершенно магическую силу. Уж как первые христиане ненавидели Рим, сравнивали его с развратным Вавилоном, проклинали как место страданий стольких мучеников — а всё равно — Рим! И вот уже римский епископ приобретает всё большее значение в западном мире, тем более что на обломках Западной Римской империи сначала практически не было никаких институтов, которые могли бы сравниться по организованности и влиянию с церковью.
В Византии, на Востоке, тут тебе и император, и государственный аппарат, так что патриарха там, конечно, уважали, но совсем не считали главной политической силой. А римские папы с каждым веком становились всё более влиятельными.
Они, правда, довольно долго зависели — как ни странно — от города Рима. В течение нескольких столетий процесс выборов не был чётко определён — в основном пап избирал «римский народ», что, конечно, прежде всего означало римскую знать вместе со священниками. Это время знает много удивительных историй, интриг, неожиданных поворотов, легенд — вроде ничем пока не подтверждённой истории о «папессе Иоанне».
Но к XIII веку всё изменилось. Церковь резко усилилась, на папском престоле оказывались волевые, умные, решительные папы, которые проводили реформы, пытались установить твёрдые правила поведения священников — и, конечно, не могли допустить, чтобы выборы очередного первосвященника зависели от римской толпы.
С XI века папу выбирает только коллегия кардиналов — больше никакие римские аристократы или римские толпы влиять на выборы не могли — по крайней мере формально.
А в 1274 году папа Григорий X постановил, чтобы выборы проходили cum clave — «с ключом», — и кардиналов начали запирать.
Григорий X очень хорошо понимал, что делал. Его самого выбрали после того, как кардиналы, заседавшие в папском дворце в городе Витербо, почти два года не могли принять решение — разные партии выдвигали своих кандидатов и никак не могли договориться. В конце концов, по легенде, жители Витербо в ярости заперли кардиналов, перестали поставлять им обильную пищу и кормили только хлебом и водой, а потом ещё и крышу с дворца сняли. После этого папа был избран с помощью «компромисса» — не всей коллегией, а комиссией из шести кардиналов.
Кардиналов запирают и сегодня — перед этим Сикстинскую капеллу проверяют на наличие жучков, все сдают мобильные телефоны, лишаются какого-либо доступа в интернет — и начинают голосовать.
В былые времена пап выбирали разными способами — был компромисс, который возвёл на папский престол Григория X, была «аккламация», когда кардиналы, которыми, как считалось, овладевал Дух Божий, вдруг все начинали выкликать одно и то же имя. Последний раз это произошло в XVII веке. Сегодняшние кардиналы могут только голосовать по несколько раз в день, потом возвращаться в Casa Santa Marta и на следующий день голосовать снова.
Все эти детали, пропитанные ароматом былых столетий, мне лично — и, похоже, не только мне — очень интересны. Но неужели дело только в этом? Ватикан, сохранивший свои традиции, превратился в этакое историческое реалити-шоу? Кроме него, с таким же успехом это делает, как мне кажется, только британская королевская семья.
Но, вообще-то, проблема заключается в том, что на сегодняшний день в мире почти полтора миллиарда католиков. Ясно, что не для каждого из них решение Папы Римского — закон, но то, что его слова очень много значат для миллионов, не вызывает сомнений.
В фильме «Конклав» очень лихо показана борьба между разными кандидатами, из которых одни олицетворяют собой консерватизм церкви, а другие — её либеральное начало и стремление к реформам.
История развивается увлекательно, но смешно видеть, когда герои выкрикивают, обращаясь к собравшимся кардиналам, что-то вроде: «Вот, смотрите, до чего реформы, идущие после Второго Ватиканского собора, довели церковь!» Что-то мне подсказывает, что противостояние реформаторов и консерваторов не такое прямолинейное, как в фильме (фильм, кстати, мне очень понравился, и Ральф Файнс потрясающе играет).
У тех, кого сегодня считают папабилями, как я понимаю, в разных пропорциях смешаны либеральные и консервативные взгляды. Вряд ли кто-то из них захочет отказаться от решений Второго Ватиканского собора, принятых ещё в 60-е годы и действительно очень сильно либерализовавших жизнь церкви. Отменить их сегодня — это примерно как вернуться к старинной системе тюрем или к телесным наказаниям в школах (написала и испугалась — Трамп, говорят, хочет снова открыть Алькатрас; может, и телесные наказания вернут?).
Другой вопрос — насколько будут развиваться устремления Папы Франциска?
Хорхе Марио Бергольо не случайно стал первым папой, взявшим себе имя святого Франциска Ассизского. Он последовательно выступал за простоту и скромность церковной жизни и, кстати, что нечасто бывает, начал с себя — с папских одежд и обычаев. Он хотел, чтобы церковь открылась миру, призывал больше думать о бедных, его заботили проблемы климата.
Папа Франциск сделал много, но меньше, чем он хотел. Он столкнулся с сопротивлением консерваторов, в частности группировавшихся вокруг ушедшего на покой предыдущего Папы Бенедикта XVI, он не смог разобраться с финансами Ватикана — и Банк Ватикана по-прежнему остаётся одним из самых закрытых финансовых учреждений в мире.
А с другой стороны, даже если бы Франциск смог изменить всё то, что он считал нужным, похоже, что церковь всё равно осталась бы сильно оторвана от современного мира.
Франциск точно не был готов принять аборты, эвтаназию, однополые браки (правда, разрешил такие пары благословлять — а это уже большой шаг вперёд), он не был готов допустить в церковь женатых священников и женщин-священнослужительниц, и, хотя его волновали всё новые и новые примеры сексуального насилия, совершавшегося (увы, боюсь, что и совершающегося) священниками над детьми, можно предположить, что для него эти преступления не были связаны с обетом безбрачия.
Сегодня, когда во всём мире происходит «правый поворот», и либеральные идеи оказываются под прицелом самой разнообразной критики — иногда обоснованной, а иногда бредовой, — как будет действовать следующий папа? Совершит ли он какие-то ещё шаги, которые изменят жизнь полутора миллиардов людей? Остановится на том сегодняшнем промежуточном состоянии? Пойдёт назад?
Будем следить за цветом дыма, который сегодня снова поднимется из трубы на крыше Сикстинской капеллы.